Драма самоуничтожения

Драма самоуничтожения

Любопытно. Со многим несогласен, некоторые идеи кажутся наивными, но есть над чем поразмыслить. Да и кое-каие факты я лично узнал впервые, что уже позволяет не жалеть о времени, уделённом статье. "Возмездие как метафизическая проблема" вообще стоило бы сделать заголовком отдельной темы.

Я вчера почитала где то четверть: ты прав, с фактической точки зрения там много интересных деталей. С выводами автора согласиться не могу - дело здесь не в метафизики, а в психологии личности, которая заправляла всеми этим "плясками".

Дело больше в психологии личностей, чем личности, и ещё больше - в общих закономерностях того процесса, старт которому дали в 1917 году. То что переворот пожрал своих отцов-вдохновителей и детей этих отцов в первом поколении - это тоже закономерно и дело, конечно, не в возмездии. Но наряду с общими закономерностями была в том, что творилось в России, и своя специфика, своя уникальность. Она, бесспорно, представляет большой интерес. А то, что Светлов мог оказаться изрядной сволочью, или то, что Хаима Нахмана Бялика вдохновлял фашизм - это мне сердце разбить не может, никогда не идеализировал ни того, ни другого, как и вообще никого. Сама информация любопытна.

Кстати, эпиграмма Пвла Васильева на Сталина, о которой упоминал Кожинов, звучала так:

Ныне, о муза, воспой Джугашвили, сукина сына.
Упорство ослов и хитрость лисицы совместил он умело.
Нарезавши тысячи петель, насилием к власти пробрался.
Ну что ж ты наделал, куда ты залез, расскажи мне,
семинарист неразумный!
В уборных вывешивать бы эти скрижали...
Клянёмся, о вождь наш, мы путь твой усыплем цветами
И в жопу лавровый венок воткнём...

Человек, рискнувший написать эти строки в те годы, уж тем более мог послать ёбаной матери Горького, взять Эфроса за выдающийся нос и провести в таком виде по залу Дома литераторов и уж тем более надавать по морде Джеку Алтаузену. Разные характеры были у Васильева и Светлова, возможно, и судьбы поэтому сложились у них тоже по разному.

А эпиграмма-то Васильева написана вполне достойным гекзаметром )

Приведённую эпиграмму я подкорректировал в соответствии с оригиналом. Сколько раз уже давал себе зарок перепроверять интернетовские цитаты по книге, если такая возможность есть.

Цитата :

Сколько раз уже давал себе зарок перепроверять интернетовские цитаты по книге, если такая возможность есть.

- ты у меня вызываешь чувство бурой зависти ?)

Мне почему то после прочтения части этой статьи захотелось создать здесь серию тем или одну тему посвященную причинам возникновения таких личностей. Посмотрим хватит ли у меня на это энергии ) Но я ее дочитываю, большая, зараза )

Каких "таких" - как Павел Васильев или, например, Исаак Бабель? Бабель тоже был по-своему талантлив и тоже пал "жертвой века" - по-своему. Их трудно сравнивать, в биографии Бабеля не меньше белых пятен, чем в биографии Васильева - чёрных. До нас дошли большей частью мифы и процесс мифотворчества ещё не закончен. Так и будут потомки играть костями, как мальчишки моей поры играли "альчиками".

Но это так, к слову, а тема, конечно, интересная: "Из грязи в князи - туда и обратно".

Никогда не любила Бабеля, и даже не знаю, насколько широкоизвестной была информация о его работе в органах, но честно говоря, появилось странное чувство после прочитанного о нем: возможно ли почитать творца, забывая о том, как он добывал себе на хлеб насущный? Мне кажется что нет, человек все таки должен держать своеобразную планку если он планирует (а все писатели на это замахиваются) быть светочем душ человеческих.

Любить или не любить - это вопрос эмоций. Поэт или писатель не перестаёт быть талантливым от того, был ли он сионистом или черносотенцем, сотрудником ЧК или диссидентом, антисемитом или юдофилом, талант - это другая статья. Одно дело - нравственные качества Светлова, другое дело - его литературные способности. Он, кстати, был личностью гармоничной - не блистал ни тем, ни другим. Шкловский мне был всегда интересен как литератор, а то, как в обнимку с Сельвинским он спешил предать Пастернака - это другая опера, к литературному дарованию отношения не имеющая. Но, как я понимаю, ты хотела поговорить именно о морали, а не о таланте?

WhiteLinen пишет:

Мне кажется что нет, человек все таки должен держать своеобразную планку если он планирует (а все писатели на это замахиваются) быть светочем душ человеческих.

Я бы сказал наоборот, писатель должен быть вместилищем всех пороков и страстей человеческих, все они должны пройти через его душу. Иначе он будет писать проповеди, а не романы. Без склонности Набокова к педофилии мир не получил бы "Лолиту", которую сладострастно обсасывает уже полвека как со одной, так и с другой стороны.Чтобы так описать "душевную блевотину" человека, как это сделал Достоевский, он должен был обнаружить её в себе самом. Ну и что? Достоевский - гений, а блевотина - это часть человеческой биологии, не может же человек не блевать лишь потому, что захотел стать моральным и эстетичным )

Про личности - нет, я имела ввиду личности диктаторов. ) Ну, мне, положим, больше интересны те, кто обсасывает "Лолиту", нежели мучения педофилов. ) ) Лолиту я прочитала в положенном старше школьном возрасте и она меня оставила равнодушной - может быть потому что у меня при соответствующем поле и возрасте тем не менее не было потребности в том, что в английском языке называется Sugar Daddy - иными словами не мечталось о богатом содержателе ) ) Будь я мужчиной преклонных лет, тогда возможно был бы другой разговор )

Immoralist пишет:

Любить или не любить - это вопрос эмоций. Поэт или писатель не перестаёт быть талантливым от того, был ли он сионистом или черносотенцем, сотрудником ЧК или диссидентом, антисемитом или юдофилом, талант - это другая статья. Одно дело - нравственные качества Светлова, другое дело - его литературные способности. Он, кстати, был личностью гармоничной - не блистал ни тем, ни другим. Шкловский мне был всегда интересен как литератор, а то, как в обнимку с Сельвинским он спешил предать Пастернака - это другая опера, к литературному дарованию отношения не имеющая. Но, как я понимаю, ты хотела поговорить именно о морали, а не о таланте?

- Наверное, это правильный подход.

Те, кто сотворил в России революцию, создали в стране совершенно особую атмосферу - чтобы выжить, надо донести. Донести до того, как донесут на тебя. Либо по твоему доносу расстреляют другого, либо по доносу другого - тебя. Тех, кто не вписывался, отстреляли, заморили голодом, утопили в баржах,угробили каторжным трудом в лагерях. Гитлеру и не снилась такая отлаженная машина, работающая на человеческом топливе. Был такой документальный фильм, его и сейчас можно найти в ю-тубе: "Яков Свердлов. Кровавый механик советской власти". Но разве таким механиком был он один? Много их было, механиков и подручных, потом пришли новые механики, имеющие более прочную и близкую по крови социальную базу, и прежних механиков тоже пропустили через вращающиеся шестерни. Дело было не в возмездии, дело было в драке за абсолютную власть и абсолютный контроль над страной и народом. Почему Кожинов ведёт разговор о конце тридцатых годов, когда миллионы погибли куда раньше, в двадцатых? В конце тридцатых годов отправили в топку революции первых истопников, пришло новое племя преступников. Он углядел в этом возмездие. Можно и так сказать, всё зависит от выбранной системы координат, в которой это время рассматривать: моральной, социальной, исторической или какой-то другой. Сожрали свои же Бабеля не потому что дерьмом был и пришло время возмездия, а потому что существует так называемая пищевая цепочка. Он питался человечиной, но сам должен был стать чьей-то пищей. Те, кто вызвал Бабеля в Москву и обеспечил кровавой работой, раскрутили маховик, за которым не могли сохранить контроль.

Смотри, как Багрицкого восторг распирает:

Враги приходили - на тот же стул
Садились и рушились в пустоту.
Их нежные кости сосала грязь.
Над ними захлопывались рвы.
И подпись на приговоре вилась
Струей из простреленной головы.

О мать революция! Не легка
Трехгранная откровенность штыка.

В принципе, эти строки написаны почти садистом, но написаны талантливо, всё стихотворение написано вполне талантливо. Я знаю двух Багрицких: одного - талантливого поэта, второого - по взглядам почти преступника. Оба они уживаются во мне без внутреннего конфликта.

А вот этого не простили ни ему, ни другим:

Я появлялся, как ангел смерти,
С фонарем и револьвером, окруженный
Четырьмя матросами с броненосца...
(Еще юными. Еще розовыми от счастья.
Часок не доспавшими после ночи.
Набекрень – бескозырки. Бушлаты –
настежь
Карабины под мышкой. И ветер – в очи.)

Моя иудейская гордость пела,
Как струна, натянутая до отказа...
Я много дал бы, чтобы мой пращур
В длиннополом халате и лисьей шапке,
Из-под которой седой спиралью
Спадают пейсы и перхоть тучей
Взлетает над бородой квадратной...
Чтоб этот пращур признал потомка
В детине, стоящем подобно башне
Над летящими фарами и штыками
Грузовика, потрясшего полночь...

Он, правда, успел умереть раньше, чем предъявили счёт. Те, кто не простил, могут назвать последующие годы возмездием, те, кому не простили, могут сказать о своём просчёте. Впрочем, они скорее скажут о том, что "в душе каждого русского живёт погромщик". И каждый будет норовить вытащить из истории свою правду.

Так было бы, если бы человеку, проживающему в многоквартирном доме,
дали бы право выбирать, отселять и даже "убивать соседей, что мешают
спать", наделённых тем же правом. Упреждение, поправка на ветер и
быстрота вычислений, а не то из пентхауза в подвал. 8)

А вот пример творчества окололитературной швали, которая стала в те годы определять характер русской литературы. Это уже не закомплексованный, но талантливый Багрицкий, это комсомольская бездарь Джек (Яков Моисеевич) Алтаузен, которому Павел Васильев начистил физиономию, и который вложил всю свою гаденькую душонку в последующую травлю своего обидчика. И, надо отдать должное его организаторским способностям, немало, в этой травле преуспел:

"Я предлагаю - Минина расплавить,
Пожарского -
Зачем на пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал.
Случайно им мы не сломали шеи.
Я знаю, это было бы под стать.
Подумаешь, они "спасли Расею"!
А может, лучше было не спасать?"

Последняя фраза - это просто крик души и вопль подсознания ) Что там Кожинов пишет о возмездии? Не знаю, сложный вопрос.

А это Бабель. Талантливый писатель Бабель, талантливый работник НКВД. Из рассказа "Дорога". Писатель отредактировал воспоминания чекиста. Смерть свою Бабель заслужил, из родных рук её принял, но, повторюсь, мне его чекистская биография не мешает получать удовольствие от "Конармии", даром, что сама эта конармия тоже была пристанищем всякого сброда.

Цитата :

В боковом, брусничного цвета, флигеле дверь была раскрыта. Голубой рожок блестел над заснувшим в креслах лакеем. В морщинистом чернильно-мертвенном лице спадала губа, облитая светом гимнастерка без пояса накрывала придворные штаны, шитый золотом позумент. Мохнатая, чернильная стрелка указывала путь к коменданту. Я поднялся по лестнице и прошел пустые низкие комнаты. Женщины, написанные черно и сумрачно, водили хороводы на потолках и стенах. Металлические сетки затягивали окна, на рамах висели отбитые шпингалеты. В конце анфилады, освещенный точно на сцене, сидел за столом в кружке соломенных мужицких волос Калугин. Перед ним на столе горою лежали детские игрушки, разноцветные тряпицы, изорванные книги с картинками.
Вот и ты, - сказал Калугин, поднимая голову, - здорово… Тебя здесь надо…

Я отодвинул рукой игрушки, разбросанные по столу, лег на блистающую его доску и… проснулся - Прошли мгновения или часы - на низком диване. Лучи люстры играли надо мной в стеклянном водопаде. Срезанные с меня лохмотья валялись на полу в натекшей луже.
Купаться, - сказал стоявший над диваном Калугин, поднял меня и понес в ванну. Ванна была старинная, с низкими бортами. Вода не текла из кранов. Калугин поливал меня из ведра. На палевых, атласных пуфах, на плетеных стульях без спинок разложена была одежда - халат с застежками, рубаха и носки из витого, двойного шелка. В кальсоны я ушел с головой, халат был скроен на гиганта, ногами я отдавливал себе рукава.
Да ты шутишь с ним, что ли, с Александром Александровичем, - сказал Калугин, закатывая на мне рукава, - мальчик был пудов на девять…

Кое-как мы подвязали халат императора Александра Третьего и вернулись в комнату, из которой вышли. Это была библиотека Марии Федоровны, надушенная коробка с прижатыми к стенам золочеными; в малиновых полосах шкафами.
Я рассказал Калугину - кто убит у нас в Шуйском полку, кто выбран в комиссары, кто ушел на Кубань. Мы пили чай, в хрустальных стенах стаканов расплывались Звезды. Мы заедали их колбасой из конины, черной и сыроватой. От мира отделял нас густой и легкий шелк гардин; солнце, вделанное в потолок, дробилось и сияло, душный жар налетал от труб парового отопления.
Была не была, - сказал Калугин, когда мы разделались с кониной. Он вышел куда-то и вернулся с двумя ящиками - подарком султана Абдул-Гамида русскому государю. Один был цинковый, другой сигарный ящик, заклеенный лентами и бумажными орденами. "A sa majeste, l'Empereur de toutes les Russies [Его величеству, императору всероссийскому (фр.)] - было выгравировано на цинковой крышке - от доброжелательного кузена…"

Библиотеку Марии Федоровны наполнил аромат, который был ей привычен четверть столетия назад. Папиросы 20 см в длину и толщиной в палец были обернуты в розовую бумагу; не знаю, курил ли кто в свете, кроме всероссийского самодержца, такие папиросы, но я выбрал сигару. Калугин улыбался, глядя на меня.
Была не была, - сказал он, - авось не считаны… Мне лакеи рассказывали - Александр Третий был завзятый курильщик: табак любил, квас да шампанское… А на столе у него, погляди, пятачковые глиняные пепельницы да на штанах - латки…
И вправду, халат, в который меня облачили, был засален, лоснился и много раз чинен.

Остаток ночи мы провели, разбирая игрушки Николая Второго, его барабаны и паровозы, крестильные его рубашки и тетрадки с ребячьей мазней. Снимки великих князей, умерших в младенчестве, пряди их волос, дневники датской принцессы Дагмары, письма сестры ее, английской королевы, дыша духами и тленом, рассыпались под нашими пальцами. На титулах евангелий и Ламартина подруги и фрейлины - дочери бургомистров и государственных советников - в косых старательных строчках прощались с принцессой, уезжавшей в Россию. Мелкопоместная королева Луиза, мать ее, позаботилась об устройстве детей; она выдала одну дочь за Эдуарда VII, императора Индии и английского короля, другую за Романова, сына Георга сделали королем греческим. Принцесса Дагмара стала Марией в России. Далеко ушли каналы Копенгагена, шоколадные баки короля Христиана. Рожая последних государей, маленькая женщина с лисьей злобой металась в частоколе Преображенских гренадеров, но родильная ее кровь пролилась в неумолимую мстительную гранитную землю…

До рассвета не могли мы оторваться от глухой, гибельной этой летописи. Сигара Абдул-Гамида была докурена. Наутро Калугин повел меня в Чека, на Гороховую 2. Он поговорил с Урицким. Я стоял за драпировкой, падавшей на пол суконными волнами. До меня долетали обрывки слов.
Парень свой, - говорил Калугин, - отец лавочник, торгует, да он отбился от них… Языки знает…
Комиссар внутренних дел коммун Северной области вышел из кабинета раскачивающейся своей походкой. За стеклами пенсне вываливались обожженные бессонницей, разрыхленные, запухшие веки.
Меня сделали переводчиком при Иностранном отделе. Я получил солдатское обмундирование и талоны на обед. В отведенном мне углу зала бывшего Петербургского градоначальства я принялся за перевод показаний, данных дипломатами, поджигателями и шпионами.
Не прошло и дня, как все у меня было, - одежда, еда, работа и товарищи, верные в дружбе и смерти, товарищи, каких нет нигде в мире, кроме как в нашей стране.
Так началась тринадцать лет назад превосходная моя жизнь, полная мысли и веселья.

Цитата :

даром, что сама эта конармия тоже была пристанищем всякого сброда.

- лошадей исключай из базара, а!

В начале 90х я помню как многие возмущались Егором Гайдаром, стыдили его дедом. А что дед? Дед тоже был вполне обычный красный командир

Цитата :

"Моя мать рассказывала, что согнал Гайдар со своим отрядом больше ста человек на обрыв у реки и начал расстреливать. Он стрелял из нагана в затылок.

Не белогвардейцев (они в тайге были), а простых крестьян. Много было женщин, подростков, детей. Тех, кто оставался жив, Гайдар пинками сталкивал с обрыва в реку. Зверь, а не человек. Моя мать чудом осталась жива, потому что ушла в этот день к родственнице в другую деревню. А ее мать, двух братьев и сестру убили..."

http://www.pseudology.org/people/Gaydar_Arkady.htm

Борьба за авторские права на создание национальной мифологии носит бескомпромиссный и принципиальный характер. Эти права, как правило, не перекупают, а отбирают силой. Хотя, бывает, и перекупают тоже - когда напрямую, а когда и на бартерной основе.

Перечитал ещё раз статью, почему-то вспомнилось:


...Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.

Фарисейство - это и есть общемировая религия, которая объединяет и верующих, и атеистов. Не думаю, чтобы Пастернак использовал это слово с особым подтекстом, хотя и был мастером заставлять играть слово всеми возможными гранями.

Фарисеи в Библии это люди соблюдавшие букву Божьего Закона, но утратившие его дух. Делавшие что то потому что так надо, а не по сердцу. Хотя в современном языке фарисей - это лицимер, в реальности это скорее человек который живет по правилам своего сообщества, пассивно им подчиняясь, потому что не хватает духовной силы пойти наперекор, пересмотреть, перекроить (или желания) если такая необходимость возникла. Какой именно поддекст ты имел ввиду? )