Шарль Леконт де Лиль

СЛЕЗЫ МЕДВЕДЯ

Владыка Рун сошел с холмов страны далекой.
Покуда слушал он седого моря вой,
медведя рев и плач березы одинокой,--
пылали волосы его во мгле дневной.

Бессмертный Скальд спросил: "Что ропщешь ты мятежно,
о море темное? Береза, с высоты
зачем ты слезы льешь? Зверь в шкуре белоснежной,
с утра до вечера зачем томишься ты?"

"Владыка Рун! -- в ответ ему сказало древо,
при ветре задрожав от кроны до корней,--
ни разу не пришлось мне любоваться девой
под взглядом любящим того, кто мил и ей".

"Владыка Рун! -- ему в ответ сказало море,--
не знала летних чар ни разу грудь моя,
я порождаю страх и гибель в вечном споре,
но, солнцу радуясь, вовек не пело я".

"Владыка Рун! -- медведь ответил, шерсть щетиня,--
охотник яростный, я впроголодь живу;
зачем не агнец я счастливый на равнине,
жующий не спеша душистую траву?"

И арфу поднял Скальд бессмертный, и святая
песнь сорвала зимы девятую печать,
береза вздрогнула, в лучах росой сверкая,
смех звонкий обежал седого моря гладь.

Встал на дыбы медведь огромный в восхищенье,
кровавоглазый зверь узнал любовь земли,
и слезы в два ручья,-- знак нежного томленья,--
по меху белому, алея, потекли.

НОСИЛКИ

Светясь, как в облаке, в мерцающем муслине,
На голос праздничных церквей
В носилках из тугих ротанговых ветвей
Спускалась ты с холмов к долине.

Воскресный благовест ликующе вскипал,
Пел ветер, тростники качая,
И градом золотым колючки молочая
Рассвет в саванне осыпал.

В оранжевых платках, в запястьях древней ковки,
Твои телугу в гуще трав
Несли тебя вдвоем, заботливо постлав
Тебе манильские циновки.

Худые ноги их сгибались без труда,
Был четкий ритм в напевах бодрых,
С шестами на плечах, с ладонями на бедрах,
Они шагали вдоль пруда;

Вдоль низеньких веранд, где старые креолы
Курили после пряных блюд;
По узкой мостовой, сквозь чернокожий люд
Их вел мальгашский бобр веселый.

Плыл тамариндовый тягучий аромат,
Светлели огненные дали,
Над морем стаи птиц туман изборождали,
Казалось, полосы летят.

Пока ты свешивала ножку из носилок
В тени дерев, где даже плод
Пурпурного личи куда бледней, чем рот,
Который так багрян и пылок;

Покуда бабочка, два лепестка смежив,
Двойной узор -- лазурь с кармином,
На кожу нежную ложилась тельцем длинным,
Ей придавая свой отлив,--

Все видно было мне сквозь полог из батиста:
Как ложе кудри золотят
И как во мгле ресниц лукавят, а не спят
Глаза лиловей аметиста.

Вот так спускалась ты нагорною тропой --
К хоральной мессе, в воскресенье --
С наивной грацией и прелестью весенней,
И два индуса шли с тобой.

Теперь на берегу, где лишь пырей да дюны,
На кладбище, в густом песке,
Меж близких и тебя я нахожу в тоске,
Мой сон пленительный и юный.


ЯГУАР

За дальней завесью уступов, в алой пене
местность выкупав, отпламенел закат.
В пампасах сумрачных, где протянулись тени,
Проходит трепета вечернего разряд.

С болот, ощеренных высокою осокой,
С песков, из темных рощ, из щелей голых скал
Ползет, стремится вверх средь тишины глубокой
Глухими вздохами насыщенный хорал.

Над тинистой рекой воспрянув из туманов,
Холодная луна сквозь лиственный шатер
На спины черные всплывающих кайманов
Накладывает свой серебряный узор.

Одни из них давно преодолели дрему
И голода уже испытывают власть,
Другие, к берегу приблизившись крутому,
Как пни шершавые, лежат, раскрывши пасть.

Вот час, когда в ветвях, присев на задних лапах,
Прищуривая глаз и напрягая нюх,
Прекрасношерстый зверь подстерегает запах,
Живого существа чуть уловимый дух.

Для предстоящих битв он держит наготове
И зуб и коготь. Весь в стальной собравшись ком,
Он рвет, грызет кору и в предвкушенье крови
Облизывается пунцовым языком.

Согнув спиралью хвост, он бешено им хлещет
Древесный ствол, затем, приняв дремотный вид,
Сникает головой на лапу и, в зловеще
Притворный сон уйдя, неявственно храпит.

Но, вдруг умолкнув и простершись бездыханней
Гранитной глыбы, ждет, укрытый меж ветвей:
Громадный бык идет неспешно по поляне,
Задрав рога и пар пуская из ноздрей.

Еще два-три шага, и, ужасом объятый,
Бык замирает. Льдом сковав ему бока
И плоть его сверля, горят во мгле агаты,
Два красным золотом налитые зрачка.

Шатаясь, издает он жалобные стоны,
Мычит, влагая в рев предсмертную тоску,
А ягуар, как лук сорвавшись распрямленный,
На шею прыгает дрожащему быку.

От страшного толчка чуть не до половины
Вонзает в землю бык огромные рога,
Но вскоре, яростный, в бескрайние равнины
Мчит на своей спине свирепого врага.

По топям, по пескам, по скалам и по дюнам,
Необоримых чащ пересекая тьму,
Стремглав проносятся, облиты светом лунным,
Бык с хищным всадником, прикованным к нему.

И миг за мигом вдаль все глубже отступая,
Отходит горизонт за новую черту,
И там, где ночь и смерть, еще идет глухая
Борьба кровавых тел, сращенных на лету.


БАГРОВОЕ СВЕТИЛО

Над мёртвой сушею громады волн безгласных,
В которых вздрогнул мир и навсегда угас,
Встают в безмерности, где вечен каждый час;
И рдеющий Сагил, из недр ночей ужасных,
Вперяет в глубину окровавленный глаз.

Над беспредельностью, безмолвием объятой,
Над косной пропасти глухим небытием,
Мрача завесы туч и водный окоем,
Сагил, угрюмый шар, пустынный соглядатай,
Раскрыв кровавый глаз, вселенским грезит сном.

Любви, отчаянья, слез, гнева, вдохновений,
Всего, что радует, как драгоценный бред,
Ни неба, ни земли, ни жизни больше нет.
Над давним маревом забытых сновидений
Сагила рдяный глаз льёт кровянистый свет.

Jane - Poèmes antiques


Je pâlis et tombe en langueur :
Deux beaux yeux m’ont blessé le cœur.

Rose pourprée et tout humide,
Ce n’était pas sa lèvre en feu ;
C’étaient ses yeux d’un si beau bleu
Sous l’or de sa tresse fluide.

Je pâlis et tombe en langueur :
Deux beaux yeux m’ont blessé le cœur.

Toute mon âme fut ravie !
Doux étaient son rire et sa voix ;
Mais ses deux yeux bleus, je le vois,
Ont pris mes forces et ma vie !

Je pâlis et tombe en langueur :
Deux beaux yeux m’ont blessé le cœur.

Hélas ! la chose est bien certaine :
Si Jane repousse mon vœu,
Dans ses deux yeux d’un si beau bleu
J’aurai puisé ma mort prochaine.

Je pâlis et tombe en langueur :
Deux beaux yeux m’ont blessé le cœur.

Джейн


Бледнею я, лишенный сил:
Взор этих глаз меня сразил.

Я умоляю о пощаде,
Моя душа восхищена!
О, этих глаз голубизна
И кос тугих златые пряди!

Бледнею я, лишенный сил:
Взор этих глаз меня сразил.

Она, как лилия, прекрасна,
Мне мил и сладок смех ее;
Но эти очи, как копье,
Меня пронзают ежечасно!

Бледнею я, лишенный сил:
Взор этих глаз меня сразил.

И коли будет Джейн жестока
К любви моей и холодна -
Двух этих глаз голубизна
Сулит погибель мне до срока.

Бледнею я, лишенный сил:
Взор этих глаз меня сразил.

Явление божества


Над светлым озером Норвегии своей
Она идет, мечту задумчиво лелея,
И шею тонкую кровь розовая ей
Луча зари златит среди снегов алее .

Берез лепечущих еще прозрачна сень,
И дня отрадного еще мерцает пламя,
И бледных вод лазурь ее качает тень,
Беззвучно бабочек колеблема крылами .

Эфир обвеет ли волос душистых лен,
Он зыбью пепельной плечо ей одевает,
И занавес ресниц дрожит, осеребрен
Полярной ночью глаз, когда их закрывает .

Ни тени, ни страстей им не оставят дни,
Из мира дольнего умчались их надежды:
Не улыбалися, не плакали они,
И в голубую даль глядят спокойно вежды .

И страж задумчивый мистических садов
С балкона алого следит с улыбкой нежной
За легким призраком норвежских береов
Среди бессмертных волн одежды белоснежной .


перевод Иннокентия Анненского .

ПРИЗРАКИ


1


С душой печальною три тени неразлучны,
Они всегда со мной, и вечно их полет
Пронзает жизни сон, унылый и докучный.

С тоской гляжу на них, и страх меня берет,
Когда чредой скользят они безгласны,
И сердце точит кровь, когда их узнает;

Когда ж зеницы их в меня вольются властно,
Терзает плоть мою их погр######ьный пыл,
Мне кости леденит их пламень неугасный.

Беззвучно горький смех на их устах застыл,
Они влекут меня меж сорных трав и терний,
Туда, под тяжкий свод, где тесен ряд могил...

Три тени вижу я в часы тоски вечерней.

2


Уста землистые и длани ледяные, -
Но не считайте их за мертвецов.
Увы! Они живут, укоры сердца злые!

О, если бы я мог развеять тучи снов,
О, если б унесла скорее месть забвенья
Цветы последние торжественных венцов!

Я расточил давно мне данные куренья,
Мой факел догорел, и сам алтарь, увы!
В пыли и копоти лежит добычей тленья.

В саду божественном душистой головы
Лилее не поднять - без страсти, без желаний
Там влагу выпили, там корни выжгли вы,

Уста землистые и ледяные длани.

3


Но что со мной? О нет... Теней светлеют вежды!
Я солнце, я мечту за ними увидал:
В какой блаженный хор слились вокруг Надежды!

О вы, которых я безумно так желал!
Кого я так любил, коль это ваши тени,
Отдайте счастья мне нетронутый фиал!

За робкую любовь, за детский жар молений,
О, засияйте мне, лучи любимых глаз,
Вы, косы нежные, обвейте мне колени!

Нет! Ночь... Все та же ночь. Мираж любви погас,
И так же, с сумраком таинственно сливаясь,
Три тени белые в немой и долгий час

Мне сердце леденят, тоской в него впиваясь...

Как раз недавно его читала. Ребята, он вам нравится?

Он очень разный...

СЛОНЫ

Краснеющий песок, пылающий от века,
Как мертвый океан, на древнем ложе спит;
Волнообразными извивами закрыт
Медяный горизонт: там область Человека.

Ни звука; все молчит. Пресыщенные львы
Попрятались в горах лениво по пещерам;
И близ высоких пальм, так памятных пантерам,
Жирафы воду пьют и мнут ковер травы.

И птица не мелькнет, прорезав воздух сонный,
В котором царствует диск солнца, весь в огне.
Лишь иногда боа, разнеженный во сне
Лучами жгучими, блеснет спиной червленой.

Но вот, пока все спит под твердью огневой,
В глухой пустынности,-- пески, холмы овраги,--
Громадные слоны, неспешные бродяги,
Бредут среди песков к своей стране родной.

Как скалы темные, на сини вырастая,
Они идут вперед, взметая красный прах,
И, чтоб не утерять свой верный путь в песках,
Уверенной пятой уступы дюн ломая.

Вожак испытанный идет вперед. Как ствол
Столетний дерева, его в морщинах кожа,
Его спина на склон большой горы похожа,
Его спокойный шаг неспешен и тяжел.

Не медля, не спеша, как патриарх любимый,
Он к цели избранной товарищей ведет;
И, длинной рытвиной свой означая ход,
Идут за вожаком гиганты-пилигримы.

Их сжаты хоботы меж двух клыков больших;
Их уши подняты, но их глаза закрыты...
Роями жадными вокруг жужжат москиты,
Летящие на дым от испарений их.

Но что им трудный путь, что голод, жажда, раны,
Что эти жгучие, как пламя, небеса!
В пути им грезятся далекие леса
И финиковых пальм покинутые страны.

Родимая земля! В водах большой реки
Там грузно плавают с мычаньем бегемоты,
Туда на водопой, в час зноя и дремоты,
Спускались и они, ломая тростники...

И вот, с неспешностью и полны упованья,
Как черная черта на фоне золотом,
Слоны идут... И вновь недвижно все кругом,
Едва в пустой дали их гаснут очертанья.


* * * * *

Пускай избитый зверь, влачася на цепочке,
Покорно топчет ваш презренный макадам,
Сердечных ран своих на суд ваш не отдам,
Принарядивши их в рифмованные строчки.

Чтоб оживить на миг огонь заплывших глаз,
Чтоб смех ваш вымолить, добиться сожаленья,
Я ризы светлые стыда и вдохновенья
Пред вами раздирать не стану напоказ.

В цепях молчания, в заброшенной могиле
Мне легче будет стать забвенной горстью пыли",
Чем вдохновением и мукой торговать.

Мне даже дальний гул восторгов ваших жуток,
Ужель заставите меня вы танцевать
Средь размалеванных шутов и проституток?

Возмездие

Ужели это сон? - Какой ужасный сон!
О, эти мертвецы! Несметными толпами,
С горящими огнем, недвижными очами
Из глубины могил восстал их легион,
Вращая дикими зрачками.

Иезекиил - пророк! Не так же ль твой глагол
Пресекло ужасом виденье роковое,
Когда они текли, покинувши Хеол,
Когда они, кружась, спускались в страшный Дол,
К гробницам вечного покоя?...

В цепях я видел их... И дыбом поднялись
Все волосы мои при Голосе могучем...
Его слова с небес грохочущих неслись,
Из глубины небес, где молнии вились
По содрогающимся тучам.

И голос говорил: - Безумные князья!
Вы, волки жадные, коварные и злые!
Века своим путем к вам приближаюсь я,
Теперь я недалек... И я сломлю шутя
Голодных ртов клыки стальные!

День гнева моего - он вспыхнул наконец!
Я жажду утолю - мои оковы сняты...
Я как поток ворвусь в палаты и дворец,
Смертельный луч, огонь, веревка и свинец-
Вот все орудия расплаты!

Нет времени теперь стенаньям и мольбам,
Содеянных грехов ничто не умаляет,
Жестокие сердца я вырываю вам,
Рать мертвецов к моим всевидящим очам
Народ из гроба подымает.

Уж под парчой теперь вам не лежать в земле
В могилах вековых, где предки обитают,
Где строгий сон царит в прохладной полумгле...
Не спать с мечом в руке, с венками на челе,
Как доблестные почивают.

Нет, стая тесная разгневанных орлов
Наестся досыта нечистым вашим телом,
В лохмотьях изорвет на тысячу кусков,
И, озираясь, псы потащат их с холмов
В овраги - радостно и смело.

Я сотворю сие, я, Судия живой!
Все ваше прошлое передо мной воскресло:
Средь воплей и молитв, звучащих над землей,
Для новых гнусных дел вы с каждою зарей
Вновь опоясывали чресла.

И кровь рекой лилась, и долгий ряд веков
На ваших площадях, замученные люди,
От женщин и детей до дряхлых стариков,
Как мясо свежее на лавках мясников,
Лежали, сваленные в груде.

Но час настал, пора, пылай, о факел мой,
Зубами скрежещи, о Ненависть и Злоба,
Возмездие! скорей свой яркий флаг раскрой,
Замолкни, крик тоски, предсмертный и глухой,
Перед отверстой дверью гроба.

Пускай они хрипят под грудами домов,
А вы, погибшие, вы, жертвы истязаний,
Вы их преследуйте проклятием грехов,
Чтоб черный мрак дрожал от зарева костров,
От ваших лютых завываний.

Перевод И. Бунина

К СОВРЕМЕННИКАМ


Бесплоднее камней рассохшейся пустыни,
Глухим отчаяньем зажатые в тиски,
Вы -- жалкие рабы бесчувственной гордыни,
С рожденья попранной свободы должники.

Ваш ум бездействует, увязнув в мерзкой тине
Порочных помыслов и суетной тоски;
Забыв о вечности, душа бежит святыни,
Рождая гибели несчетные ростки.

Но, мнится, близок день, когда у груды злата,
Ступив беспомощно перед лицом расплаты
В ту область, где царят безумие и страх,

Не в силах вынести бездушного сомненья,
Не зная радости, не веруя в спасенье,
Вы все погибнете, червонцы сжав в руках.

Леля пишет:

Как раз недавно его читала. Ребята, он вам нравится?

Нет. Но картины выписывает невероятно зримые. Это Слово.

Лада, откуда этот перевод "Джейн"? "И кос тугих златые пряди!" - это чей перл? ) Толковый словарь Ожегова даёт два значения слова "прядь": одно как синоним слова "локон", если речь идёт о волосах, второе - "скрученная нить, веревка (спец.)", если речь идёт о техническом значении слова. В первом случае локоны это не косы, а косы - далеко не локоны, во втором "прядь" выдаёт в переводчике цехового мастера, но цеха отнюдь не литературного.

http://www.poezia.ru/user.php?uname=lupusy

Отсюда...там и другие есть...)
Вы угадали...он по образованию математик.

Понял. Ну так автор честно и точно описал своё хобби )

Immoralist пишет:

Понял. Ну так автор честно и точно описал своё хобби )

Я знала, что вы за него "зацепитесь"...)

Литература искушает людей. Математик никогда бы не стал писать о вопросах химии, химик никогда бы не рискнул высказываться о математике, но и тот, и другой запросто попробуют себя в поэтическом переводе, хотя на всю страну достойных переводчиков можно по пальцам пересчитать.

Ну как отказать людям в их желании проявить себя и в этой ипостаси? )

Честно говоря, просто зло взяло. Перевод "Носилок" В. Портнова создавлся у меня на глазах, и я помню сколько труда и времени стоила каждая строчка, пока она не обретала изящность, лёгкость и красоту, свойственные перу де Лиля. Поэтому "кос тугих златые пряди" несколько вывели из себя )

Вот еще один перевод...Только не подумайте, что я хочу вас позлить...)

Я бледен, я падаю, изнемогая:
Мне сердце изранил твой взор, дорогая.

Пурпурною розой алеют ланиты,
И губы грозят огнедышащей бездной;
Глаза эти блещут лазурью прелестной,
А косы из чистого золота свиты.

Я бледен, я падаю, изнемогая:
Мне сердце изранил твой взор, дорогая.

Ты душу мою восхищаешь, о прелесть!
Твой голос – как песня, что мной овладела.
Ты глаз бирюзой так чаруешь всецело,
Что в этих озёрах тонуть захотелось.

Я бледен, я падаю, изнемогая:
Мне сердце изранил твой взор, дорогая.

Жизнь – странная штука, я знаю, поверьте!
О, милая Джейн, не отвергни желанье!
Иначе очей твоих синих пыланье
Меня приведёт к неминуемой смерти.

Я бледен, я падаю, изнемогая:
Мне сердце изранил твой взор, дорогая.

Перевёл с французского Анатолий ЯНИ (Одесса)

Всецело очарован.

Immoralist пишет:

Лада, откуда этот перевод "Джейн"? "И кос тугих златые пряди!" - это чей перл? ) Толковый словарь Ожегова даёт два значения слова "прядь": одно как синоним слова "локон", если речь идёт о волосах, второе - "скрученная нить, веревка (спец.)", если речь идёт о техническом значении слова. В первом случае локоны это не косы, а косы - далеко не локоны, во втором "прядь" выдаёт в переводчике цехового мастера, но цеха отнюдь не литературного.

Он подстраховался: одно и то же французское слово tresse перевел сразу двумя его значениями

кстати, это слово в значении прядь как раз не имеет никакого отношения к волосам: ты и тут угадал )

Юля...сначала у Леонида в тексте было "ужасный перевод"...потом слово "ужасный" исчезло...)
Но я бы не возражала, если бы оно осталось...)

Леониду для таких определений совершенно не нужно знать никаких других языков, кроме русского.) А мне всегда любопытно, как выглядит исходный текст ) Некоторые стихи на английском я воспринимаю даже лучше, чем их же качественные переводы на русский )

zlata пишет:

Юля...сначала у Леонида в тексте было "ужасный перевод"...потом слово "ужасный" исчезло...)
Но я бы не возражала, если бы оно осталось...)

Просто я знаю вашу чувствительность, Злата )

Immoralist пишет:

Просто я знаю вашу чувствительность, Злата )

Есть такое...да ведь мы все не без греха...)

Жаль, давно нет Свена. Он знает немецкий, мог бы рассеять смутные сомнения, которые в детстве терзали меня, когда я читал "Коринфскую невесту". Вот в этом месте и начинали терзать:

И, простясь, ночник ему зажженный
Ставит мать, но ото всех тревог
Уж усталый он и полусонный,
Без еды, не раздеваясь, лег,
Как сквозь двери тьму
Движется к нему
Странный гость бесшумно на порог.

Входит дева медленно и скромно,
Вся покрыта белой пеленой:
Вкруг косы ее, густой и темной,
Блещет венчик черно-золотой.
Юношу узрев,
Стала, оробев,
С приподнятой бледною рукой.

Неужели в оригинале у Гёте действительно "коса"? Мне не верится. То ли дело у Бунина, где национальная причёска и национальный темперамент соответствуют друг другу) :

Буду ждать в погоду, в непогоду…
Не дождусь – с баштаном разочтусь,
Выйду к морю, брошу перстень в воду
И косою черной удавлюсь.

СОН ЯГУАРА

Насыщен мухами недвижный воздух пряный,
Вкруг черных акажу цветущие лианы,
Сползая до корней, сплели густую сеть,
Где в цепких зарослях качаться и висеть
Так любят попугай, паук и обезьяны.

Сюда в логОвище под старый мшистый ствол,
Краснея в зелени пятнистой позолотой,
От стад и табунов, устав, с ночной охоты
Голодный ягуар бредет угрюм и зол.

Своим прерывистым, дымящимся дыханьем,
Открыв от жажды пасть с запекшейся слюной,
Он будит ящериц, повыползших на зной;
Их изумрудный бег в траве блестит с шуршаньем.

И там, где свет дневной так сумрачен и слаб,
Улегшись на скале в непроходимых чащах, -
Слизнув лениво кровь с когтей и шерсти лап,
Он щурит желтые огни зрачков блестящих.

Но и во сне с глухим и рыкающим стоном
Порой он бьет хвостом дрожащие бока
И грезит, что в полях плантаций за загоном
Вновь в мясе бешено ревущего быка
Повис он на когтях всей тяжестью прыжка!