Николай Агнивцев

Галантная история о некоем маркизе Гильоме
де Рошефоре и его ста сорока восьми
прекрасных дамах


Сейчас весь мир невольно
Звенит от птичьих стай..
Сейчас цветет привольно
Фривольный месяц май.

Пустивши без уступок
Все стрелы в оборот,
Кивает из-под юбок
Насмешливый Эрот.

До носа в плед замотан
Кричит ханжа: "Ай-ай".
Дурак! На то Эрот он,
На то и месяц май.

Итак, увлекшись маем,
Забыв дела свои,
Давайте поболтаем
О странностях любви!

И тихо, для начала,
Уйдемте, например,
В тот век, когда плясала
Луиза де Вальер.

Когда в любовном хмеле
С полночи до зари
Сверкали и шумели
Версаль и Тюильри,

Когда в туманной дали
От адъюльтерных сцен
И день и ночь дрожали
Сен-Клу и Сен-Жермен.


I
Итак, без разговора
Позвольте мне, мадам,
Гильом де Рошефора
Сейчас представить вам!

Известный волокита,
По виду - Адонис...
Позвольте, где же вы-то,
Блистательный маркиз?

Поищем-ка немножко
Маркиза мы... ага!
Вот домик, в нем окошко,
В окошке же... нога!

Я поясню вам это,
Нет проще ничего:
Окошко то - Фаншетты,
Ну, а нога - его.

Итак, вот этот ранний
Повеса из повес,
На первое свиданье
В окно к Фаншетте влез!

Знакомая картина
Из сотен тысяч сцен:
Она - его кузина,
А он - её кузен.

Вы положенье взвесьте,
Беды особой нет,
Ведь им обоим вместе
Ввсего лишь тридцать лет.

II
Но дьявол скользким змием
Скользнул вдруг к их ногам
И азбуку любви им
Читать стал по слогам.

Так черт вновь одурачил,
Мамаш, и с этих пор
Свою карьеру начал
Маркиз де Рошефор.

И все забыв на свете,
В тумане, как слепой,
Блуждал он по Фаншетте
Дрожащею рукой.

В игру втянувшись эту,
В довольно краткий срок
Он изучил Фаншетту
И вдоль и поперек!

Ах, ни один ученый
С начала всех начал
Так страстно и влюбленно
Наук не изучал!

Бледнеть стал звездный купол
И смолкли соловьи...
Маркиз же тихо щупал
Всю почву для любви.

И дар любви фривольно,
В неведеньи блажен,
Он расплескал невольно
У розовых колен!

Любовь многообразна,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
А как - не все ль равно?

III
Я слышу вопль рутинный:
"Ах, горе! Ах, беда!
Ах, бедная кузина!.."
Оставьте, господа.

Кузине горя мало.
И ведь в конце всего
Она не потеряла
Ну, ровно ничего!

Коль вдруг распухнут губки -
Есть крем для их услуг,
А для измятой юбки
Имеется утюг.

Хоть был с кузиной нежен,
Но, право, до сих пор,
Как триста дев безгрешен
Маркиз де Рошефор.

Мужал он неуклонно
И только тем грешил,
За что во время оно
Онан наказан был

И до сих пор о страсти
Не знал бы, если б в нем
Не приняла участья
Мадам де Шевиньон.

IV
Сам папа мне свидетель,
Что на сто верст кругом
Известна добродетель
Мадам де Шавиньон.

Ей не страшно злоречье,
Белей, чем снежный ком
И реноме и плечи
Мадам де Шавиньон.

Как стая ангелочков
Вдаль тянутся гуськом
Двенадцить юных дочек
Мадам де Шавиньон.

И к этой строгой даме,
Потупив скромно взор,
С фривольными мечтами
Явился Рошефор.

Но был от нежной страсти
Он мигом излечен,
Когда в ответ на:"Здрастье!"
Мадам сказала: "Вон!.."

Когда от нагоняя
Он бросился бежать,
Добавила, вздыхая:
"Вон... свечи ведь горят!"

И вмиг погасли свечи,
А на сто верст кругом
Во тьме сверкали плечи
Мадам де Шавиньон.

V
Хоть он к заветной цели
Спешил, что было сил,
Но все ж в любовном деле
Весьма несведущ был.

И вот, попав в объятья,
В неведеньи своем,
Запутался он в платье
Мадам де Шавиньон.

И так болтался в горе,
Ногами шевеля,
Как будто бриг на море,
Без мачт и без руля.

И все шептал с опаской:
"Прекрасная, смогу ль?.."
Тогда она с гримаской,
Сама взялась за руль.

И опытной рукою
К источнику всего
Дорогой вековою
Направила его.

И, наклонившись к даме,
Он сразу в гавань - трах!
Под всеми парусами
Причалил впопыхах.

Любовь многообразна,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
А как - не все ль равно,

VI
Простившись с дамой вяло,
(Любить не так легко),
Шагал Гильом по залу
За горничной Марго.

Попав, как по заказу,
С ней в темный коридор,
Немедля ожил сразу
Маркиз де Рошефор.

И тут он неуменья
(Иль от избытка сил)
Вмиг, без предупрежденья,
Любви зашел он в тыл.

И песнь любви, как мог он,
Так спел ей впопыхах,
Что был бы им растроган
Любой персидский шах!

Ах, есть своя отрада
У экзотичных ласк...
О, сказки Шехрезады,
О, сладостный Дамаск!

Смекнув, по ощущенью,
В чем дело тут, Марго
В немоло изумленьи
Промолвила: "Ого!.."

Любовь многообразна,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
Откуда - все равно?

VII
По воле Афродиты
К Нинон, хоть не знаком,
Походкой деловитой
Вошел маркиз Гильом.

И быстро молвил: "Здрасьте!"
Заранее влюблён,
Поднял он кубок страсти
Пред чашею Нинон.

Но, бросив старый метод,
Испорчена весьма,
За кубок страсти этот
Взялась она сама.

И подняла в томленьи
Сверх всяческих программ
Тот кубок наслажденья
К пылающим устам.

Маркиз всем этим очень
Был изумлен тогда
И вскрикнул озабочен:
"Позвольте, не туда!.."

В ответ нежнейшей скрипкой
Хихикнула она
И выпила с улыбкой
По капле все до дна...

В науке страсти нежной
Противен был шаблон
Немножечко мятежной
Прекраснешей Нинон...


Любовь многообразна,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
Откуда - все равно?


VIII
Придя немного в чувство
От сладостных истом,
Над тайною бесспутства
Задумался Гильом.

И так сидел он в нише,
Задумчив, как пять тумб,
Как только что открывший
Америку Колумб.

Но очень любопытен,
Сконфузившись слегка,
Решился сам испить он
Любовь из родника.

И (слушай, о прохожий),
По образу Нинон
К истоку страсти тоже
Прильнул губами он.

И слились в позе сладкой
В одну из цифр, в какой
Шестерка и девятка
Имеют смысл иной.

Любовь многообрана,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
А как - не все ль равно?

IX
О, милый друг, хотя бы
Весь мир исколеси -
Все дамы грубоваты
В сравнении с Люси.

Она хрупка, как блюдце,
И боже упаси
Хоть пальцем прикоснуться
К застенчивой Люси.

Все скажут, без изъятья,
Кого лишь не спроси,
Что Жанна д'Арк в квадрате -
Безгрешная Люси.

Уныл, как две вороны,
С Люси так за столом
Средь сотни приглашенных
Сидел маркиз Гильом.

Тоскуя от безделья,
Он дело вдруг нашел
И с непонятной целью
Скользнул рукой под стол.

Что делал он - не знаю,
Но знаю, что Люси
В конце концов, вздыхая,
Промолвила: "Мерси!.."

Любовь многообразна,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
А чем - не все ль равно?

Х
халатен к брачным ковам,
В любви взяв первый приз,
Летел всегда за новым
Стремительный маркиз.

И авантюру эту
Проделавши раз пять -
Он некую Жаннету
Поехал провожать.

Хоть было в той в карете
И тесно, и темно,
Но все ж Эрот заметил
Там кое-что в окно.

Плененный видом этим,
Дав крыльям полный ход,
Взлетел меж ними третьим
Смеющийся Эрот.

Летела вдаль карета
И прыгали слегка
Карета и Жаннета
От каждого толчка.

Что было в той карете
Известно лишь ему
Гильому и Жаннете -
И больше никому!

Любовь многообразна,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
А где - не все ль равно?

XI
От мокрой той графини,
На сушу вновь влеком,
Позавтракать к Жаклине
Спешит маркиз Гильои.

Увы, поверьте чести,
Не описать перу,
Какую он с ней вместе
Придумал там игру.

В игре той нерутинной
Был вот такой ансамбль:
Гильом сам, с ним Жаклина
И вишня par exаmple.

Добавлю я невольно,
Что вишню эту рок
Забросил вдркг фривольно
В укромный уголок.

Вы положенье взвесьте,
Пусть это ерунда,
Но вишни в этом месте
Бывают не всегда.

И вишню эту с жаром,
Игрою увлечен,
Прилежно с видом ярым
Ловил губами он.

Хотя детали лишни,
Добавлю все же, что
Ловить губами вишни
Сумеет вряд ли кто.

Любовь многообразна,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
А как - не все ль равно?

XII
Оттуда, легче пуха
Вскочив в кабриолет,
Помчался, что есть духа,
К Сюзанне на обед.

И огорчен безмерно
Был сразу там Гильом
Увидев фрейлен Эрну
С Сюзанною вдвоём.

Но отступил чтоб он-то??
Ну, как же! Никогда!
И просто на два фронта
Он бросился тогда.

И были без утайки
Довольны все кругом -
И милая хозяйка,
И Эрна, и Гильом.

И, прыгая как школьник,
Эрот из них в тиши
Составил трегольник
И рад был от души.

Любовь многообразна,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
А как - не все ль равно?

XIII
Но ужин все же нужен,
И, прошептав: "Адье",
Гильом спешит на ужин
К Адель, за пару лье.

От тех, в ком страсть и шалость
Сплелись, она весьма
И резко отличалась
Пытливостью ума.

Всем с видом благосклонным,
Даря уста свои,
Великим Эдисоном
Она была в любви.

И в позе очень милой
Склонясь к Гильому ниц,
Она его любила
При помощи ресниц.

Любовь многообразна,
Но важно лишь одно -
Любить друг друга страстно,
А чем - не все ль равно?

XIV
Так полн очарований
Летел маркиз Гильом
По полю сладкой брани
С приподнятым копьем.

И, в деле страсти пылок,
Он к двадцати годам
Пронзил копьем любви так
Сто сорок восемь дам!

И был он хмур, как осень,
Когда к нему лакей
Впустил сто сорок восемь
Обманутых мужей.

И бросился спасаться
Когда пришли к дверям
Пять тысяч двести двадцать
Любовников тех дам.

XV
Решив порвать все связи,
Он тихо влез в окно
К невесте Франсуазе,
С ним смолвленной давно.

Он лез с готовой фразой,
Что флирту, мол, конец,
Что завтра с Франсуазой
Пойдёт он под венец.

Но, влезши, сразу к месту,
Прилип маркиз Гильом,
Застав свою невесту
С Жоржеттою вдвоем.

Ах, дело не в Жоржетте,
А лишь в одной из поз,
Которой в целом свете
Прославился Лесбос.

XVI
В угоду моралистам
Скажу я на как финал,
Что бедный наш маркиз там
Жестоко пострадал.

Пылая жаждой мести,
Прокляв девиц и дам,
Копье любви на месте
Сломал он пополам!

Для всяческих проказ он
Потерян с этих пор.
Так небом был наказан
Гильом де Рошфор.

Между статуй прямо к Леде
Шла по парку гордо леди,
А за нею чинно следом
Шел лакей с шотландским пледом.

И сказала гордо леди,
Подойдя вплотную к Леде:
"Шокинг!" - и за этим вслед
Завернула Леду в плед.

О, заботливая.леди,
Плед совсем не нужен Леде!
Уверяю вас, для Лед
Нужен лебедь, а не плед!

К некоей лэди в шикарнейший зал,
В силу печальных событий,
Джим-негритенок лакеем попал
Прямо с родного Таити.

И, запыхавшись средь всяческих дел,
Вазу разбил как-то раз он…
Он быть лакеем еще не умел,
И был за это наказан.

"Ах, госпожа, где же мог я узнать,
Как обращаться с вещами такими?..
Нехорошо, госпожа, обижать
Бедного черного Джимми!".

Лэди была словно сахар бела,
Джим же был черен, как сажа.
Но… настигает Эрота стрела
И папуасов ведь даже.

И в умилении лэди в плечо
Вдруг укусил как-то раз он.
Он не умел целоваться ещё
И был за это наказан.

"Ах, госпожа, где же мог я узнать,
Как обращаться с вещами такими?
Нехорошо, госпожа, обижать
Бедного черного Джимми!"…

Баллада о конфузливой даме

Подобно скатившейся с неба звезде,
Прекрасная Дама купалась в пруде…

Заметив у берега смятый корсаж,
Явился к пруду любознательный паж.

Увидя пажа от себя в двух шагах
Прекрасная Дама воскликнула: "Ах!"

Но паж ничего не ответствовал ей
И стал лицемерно кормить лебедей.

Подобным бестактным поступком пажа
Зарезана Дама была без ножа.

Так в этом пруде, всем повесам в укор,
Прекрасная Дама сидит до сих пор…

Есть старая, старая песня,
Довольно печальный рассказ,
Как, всех англичанок прелестней,
Гуляла в саду как-то раз:

Мисс Эвелин с папой и мамой,
С прислугой, обвешанной четками,
С неведомой старою дамой,
С щенком и двенадцатью тетками.

Но, кроме прелестной той миссис,
Лорд Честер в саду этом был…
Любовный почувствовав кризис,
Лорд Честер навек полюбил…

Мисс Эвелин с папой и мамой,
С прислугой, обвешанной четками,
С неведомой старою дамой,
С щенком и двенадцатью тетками.

Став сразу румяным от счастья
И вскрикнув на целый квартал,
В порыве бушующей страсти
Он к сердцу навеки прижал:

Мисс Эвелин с папой и мамой,
С прислугой, обвешанной четками,
С неведомой старою дамой,
С щенком и двенадцатью тетками.

Хоть в страсти пылал он, как Этна,
Но все же однажды в тоске
(хоть это весьма некорректно)
Повесил на толстом суке:

Мисс Эвелин с папой и мамой,
С прислугой, обвешанной четками,
С неведомой старою дамой,
С щенком и двенадцатью тетками.

ДАЖЕ НЕПОНЯТНО

Хорошо жить на Востоке,
Называться бен Гассан
И сидеть на солнцепеке,
Щуря глаз на Тегеран!
К черту всякие вопросы.
Тишь да гладь и благодать.
Право, с собственного носа
Даже муху лень согнать.

Просто даже непонятно,
Персия то иль персидский рай.
Ай, как-хорошо, ай, как приятно!
Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!

Хорошо сидеть на крыше
Персом с ног до головы
И толстеть там от кишмиша,
Абрикосов и халвы.
Если станет очень грустно,
Скушай персик от тоски.
Ай, как вкусно! Ай, как вкусно!
Ай, как вкусны персики!

Просто даже непонятно,
Персия то иль персидский рай.
Ай, как хорошо, ай, как приятно!
Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!

Чтоб любви ие прекословить,
Стоит только с крыши слезть.
Кроме персиков, еще ведь
Персианки тоже есть.
Ай Лелива! Глаз, как слива,
Шаль, как пестрый попугай.
Ай, Лелива! Ай, Лелива!
Как целуется, ай-ай!

Просто даже непонятно,
Персия то иль персидский рай.
Ай, как хорошо, ай, как приятно!
Ай-ай-аи! Ай-ай-ай

О, Ниппон, о, Ниппон,
О, фарфоровый звон
Из-за дымки морского тумана.

О, Ниппон, о, Ниппон,
Шелком тканый Ниппон,
Золотистый цветок океана.

Ах, весной весь Ниппон
Поголовно влюблен,
И весной, сердцем к сердцу приникши,

Разбредясь по углам,
Все целуются там,
От Микадо – до голого рикши.

Даже бонза седой
За молитвой святой
Всем богам улыбается что-то…

Лишь одна, лишь одна,
Как фонтан холодна,
Госпожа Чио-Сан из Киото.

И шептали, лукаво смеясь, облака:
"Чио-Сан, Чио-Сан, полюби хоть слегка".
И шептали, качаясь на стеблях, цветы:
"Чио-Сан, Чио-Сан, с кем целуешься ты?"

И шептал ей смеющийся ветер морской:
"Чио-Сан, Чио-Сан, где возлюбленный твой?"
И шептало ей юное сердце:
"Ах, как хочется мне завертеться…"

И откликнулась Чио на зов майских дней –
И однажды на пристани вдруг перед ней
Облака, и цветы, и дома, и луна
Закружились в безудержном танце.

Полюбила она, полюбила она
Одного моряка, иностранца.

Он рассеянным взором по Чио скользнул,
Подошел, наклонился к ней низко,
Мимоходом обнял, улыбнулся, кивнул
И уехал домой вСан-Франциско.

И осталась одна
Чио-Сан у окна.

А моряк где-то рыщет по свету…

И весна за весной
Проходили чредой,
А любимого нету и нету.

И шептались, лукаво смеясь, облака:
"Чио-Сан, Чио-Сан, не вернешь моряка".
И шептал ей смеющийся ветер морской:
"Чио-Сан, Чио-Сан, обманул милый твой".
И шептало ей юное сердце:
"Ах, как хочется мне завертеться…"

Но сказала в ответ
Чио-Сан: "Нет, нет, нет,
Не нарушу я данного слова".

И ночною порой с неутертой слезой
Чио-Сан… полюбила другого…

Цитата :

Так в этом пруде, всем повесам в укор,
Прекрасная Дама сидит до сих пор…

У этого стихотворения есть другое продолжение
и другое название "Бестактный потупок".

И вышла сердито она из воды,
А паж в тот же вечер дождался беды:
За дерзких поступков фривольный уклон
В дворцовой конюшне был высечен он.

Вот задумалась - какое лучше?

В моем изгнаньи бесконечном
Я видел все, чем мир дивит:
От башни Эйфеля до вечных
Легендо-звонных пирамид!..
И вот "на ты" я с целым миром!
И, оглядевши все вокруг,
Пишу расплавленным ампиром
На диске солнца: "Петербург".

Снова в Петербурге

Прощайте, немцы, греки, турки,
И здравствуй, русская земля!
В своем я снова Петербурге,
Я снова русский! Снова – "я"!

Еще вчера я был не русским!
И, запахнувшись в черный дым,
Гранитный воздух Петербургский
Еще вчера был не .моим!

Сегодня ж, странный и бессонный,
"Брожу по Невской мостовой
И с Александровской Колонной
Взлетевшей чокаюсь мечтой!

И в небо Питера, бледнея,
Уходит беженский угар...
И вновь я рифмою своею –
Целую Невский тротуар!...

Мы

Некие в смокинг одетые атомы,
Праха веков маринованный прах,
Чванно картавят, что, мол, "азиаты мы",
На европейских своих языках!

Да! Азиаты мы! Крепкое слово!
В матерном гневе все наши слова!
Наши обновы давно уж не новы:
Киев и Новгород! Псков и Москва!

В наших речах – курский свист соловьиный,
Волга и Днепр! Океан и фиорд!
В наших речах – грохот снежной лавины,
Ржанье и топот Батыевых орд!

В наших глазах – золотой щит Олега,
Плеть Иоанна! Курганная тишь!
Мертвенный холод Байкальского снега,
Пламя Москвы и плененный Париж!

Эй, на запятки! Не вам ли завялым
Путь преградить разъярившимся нам?
Или, озлившись, мы хлопнем Уралом
По напомаженным вашим башкам!

В наших плечах – беломорские скалы!
В наших ушах – храп медвежьих берлог!
В наших сердцах – самоцветы Урала!
В нашей груди – древний каменный бог!